Паразитами нас назвал Чарльз. В его устах это обвинение прозвучало как
гром с ясного неба и показалось тем более странным и неожиданным, оттого,
что он из тех спокойных, сдержанных людей, которые не отличаются излишней
словоохотливостью и даже собственное мнение высказывают лишь по поводу самых
обыденных вещей. Он заявил это под вечер бесконечно длинного, промозглого
воскресенья, когда мы, зевая и потягиваясь, читали у камина газеты. Его
слова произвели на нас впечатление разорвавшейся бомбы. Мы сидели в длинной,
низкой комнате в Фартинз, в которой из-за мелкого моросящего дождя было
темней, чем обычно. Французские окна с мелкими переплетами почти не
пропускали света; возможно, они и украшают фасад, но изнутри напоминают
тюремную решетку и навевают уныние.