Мусукаев А.И. Об обычаях и законах горцев

Нальчик : Эльбрус, 1986. — 152 с.Книга посвящена актуальным проблемам историографии тр ади ционных и общественных институтов народов Северного Кавказа Автором анализируются публикации краеведов 20—30-х годов и научные труды советских историков и этнографов.
На развитие патронимий и семейных общин осетин, вайнахов, кабардинцев, балкарцев, народов Дагестана в определенной мере оказывали влияние уровень производительных сил, скотоводство, совершенствование земледелия, процессы специализации профессий, внедрение частнособственнических отношений.
В подтверждение своих рассуждений он приводит наименования сословий у кабардинцев: пши -—«старейшина княжеский, феодальный», тлекотлеш - «сильнородец, рожденный от могущественного»; феодально-зависимых сословий осетин: фарсаглат — «люди, пришедшие по спросу»; дагестанских крепостных крестьян: чагары —«выходцы из слабого рода и поселившиеся на земле богатого рода» (с. 108). Ладыженский приводит несколько весьма примечательных примеров из этнографии Закавказья и Дагестана.
Джаро-Белоканские вольные общества, располагавшиеся на границе с Азербайджаном, включали в свой совет и глав наиболее крупных тохумов (с. 108).
Селения Дагестана Кухум, Герат, Ахты и Кубачи в состав сельской администрации выбирали представителей из зажиточных и уважаемых родов.
Таким образом, каждый балкарец, естественно, приобретал, кроме личного имени-отчества, указывавшего, чей он сын (чья дочь), фамильное наименование тукума. Это эпонимные имена, идущие от родоначальника. Ковалевский на примере народов Дагестана делал и другие выводы: «Большинство тухумов, впрочем, обозначаются именем того или иного лица, но с этим лицом не всегда связывается представление о родоначальнике» и «...им признается, обыкновенно, знаменитейший из предков, лицо, прославившее род или своею храбростью, или благочестием, или мудростью».
Определяя этническую территорию балкарцев в XVIII— XIX вв., автор при характеристике населения Баксанского ущелья после вторичного его заселения отмечает, что здесь проживало 23% выходцев из Безенги, 21,1% — из Карачая, 11,5% — из Чегема, 9,2% — из Черекского ущелья, 3,3% — из Хулама, что составляло 68,1%, остальные (31,9%) были выходцами из Сванетии, Черкесии, Цебельды, Ногая, Чечни, Дагестана.